Я приехал, представился, как знакомый Анны из Таллинна. Мы сразу подружились. Тамара Павловна была неунывающим и светлым человеком. Она родилась в 1911 году в Таллинне, в 30-ом году вышла замуж за одного из основателей Русского студенческого христианского движения (РСХД) Ивана Аркадьевича Лаговского и три года жила в Париже. В 1933 году вернулась с мужем в Эстонию, в Тарту, где Иван Аркадьевич преподавал в Тартуском Университете. После советской оккупации уже 5 августа 1940 года он был арестован и меньше чем через год расстрелян. Тамара Павловна: «Случайно или намеренно, но день расстрела (Ивана Лаговского) и день моего ареста - 3 июля 1941 года. В этот день закончилась земная жизнь наших дорогих и началась совершенно другая жизнь для меня».

Зара Григорьевна Минц, обращаясь к Милютиной, писала: «История - это люди, которые ведь жили для чего-то, а не просто были марионетками в чьих-то руках... Не должна бессмысленно исчезать ни одна сознательная жизнь. ... Одна из основных задач каждого культурного человека - не дать погибнуть той части истории, которая известна ему и только ему». 

Она убедила Тамару Павловну написать книгу воспоминаний, которая была издана в Тарту в 1997 году. Книга Т. П. Милютиной называется “Люди моей жизни“. 

Тамара Павловна позвонила Юрию Михайловичу. Повод у меня был: я привёз фотографии с похорон Зары Григорьевны для Юрия Михайловича и для Университета. Квартиру я нашёл легко. Юрий Михайлович первым делом накормил меня. Я передал ему ноябрьские фотографии, а когда спросил, можно ли Вас сфотографировать, он ответил, что после смерти Зары он не фотографируется. «Но, постойте, Вы сказали, что фотографируете детей. Вы могли бы сфотографировать детей моего сына? Я ему сейчас позвоню". И мы пошли через красивый заснеженный парк. Юрий Михайлович стал рассказывать мне о том, что его до сих пор не отпускало, о войне. Именно этот рассказ Юрий Михайлович записал (надиктовал) впоследствии в своих воспоминаниях. Диктовать «Не-мемуары» он начал только в декабре 1992 года. Моя встреча с Юрием Михайловичем была 7 января 1991 года. Я привожу его рассказ полностью: 

“<...> Мы развернули связь, и батареи только успели немного окопаться, как с первым утренним светом с немецкой стороны началась ураганная стрельба.

Для меня лично события развертывались естественным образом: связь была перебита. Я побежал по линии (проклятая судьба связиста - когда все поглубже затираются в ровики, он бегает по линии и связывает перебитые провода). Наш провод был переправлен через Орхонку - приток Терека, в том месте, где обычно бабы брали воду. Подбежав к Орхонке, я увидел то, что с тех пор сопровождает меня всю жизнь: женщина рано утром, конечно не зная, что за ночь фронт, который накануне был в тридцати километрах, если не больше, пододвинулся и вышел прямо на улицы, пошла за водой к реке, взяв с собой мальчика лет трех-четырех. Разорвавшийся снаряд пробил ей висок, она лежала - я и сейчас это вижу - раскинув ноги, в задранной юбке, с небольшим расплывающимся красным пятном у виска. А рядом мальчик, ничего не понявший, тянул ее за руку. До сих пор для меня не решен вопрос, правильно ли я поступил: я думаю об этом постоянно и часто вижу эту сцену. У меня была перебита линия, и это означало, что батарея парализована. По интенсивности немецкого обстрела было ясно, что через несколько минут начнется массовая танковая атака, а батарея будет молчать. Мне надо было соединить провода, и я побежал по линии дальше. В ту минуту у меня не было даже никакого сомнения в том, что я должен делать.

Потом линию еще несколько раз перебивало осколками и я, подключая проверочный телефон, бежал то в ту, то в другую сторону, для того чтобы устранять новые

повреждения. Когда артобстрел кончился и немецкие танки, не прорвавшись, откатились обратно, я побрел по линии назад к себе, совсем забыв про этот эпизод. Вдруг около нашего провода, в том самом месте, где я его завязал, я увидел лужу крови (потом мне женщины говорили, что они утащили ребенка в дом, а мать была, конечно, убита на месте). Не могу не сознаться, что тогда это не произвело на меня особенного впечатления. Как сказал М. М. Сперанский Г. С. Батенькову: «На погосте живучи, всех не оплачешь. <...>“.